ЧЕРТОВО КОЛЕСО
(рассказ)

С каждым днем тяжелей и тяжелей стало подниматься в гору, старость - это усталость, она все сильней и сильней гнет к земле...
Но приходил Ахмет сюда с большой охотой: что делать в городском доме одному, если с малолетства так и не отринула душа тягу к земле...
А здесь, в лесопарке, кажется, что молодеешь даже нутром, тело дышит ароматом свежей зелени леса, душа услаждается обширной, размеренной жизнью природы.
Работу свою старик не считал невесть каким трудом - подумаешь, охрана. От кого сторожить-то?! Отошли в былое времена, когда хозяева самостроев могли воровски рубить ухоженные деревья на дрова и другие свои нужды. Наживешься ли нынче украденной дощечкой, и много ли пользы от порчи казенного имущества? Не те времена. Привыкли, чтобы был тут охранник на виду, как карусели эти, и весь сказ. Детишки - вот другое дело. Любят сорванцы шалить недозволенным. В спички балуются. Постарше ребята с ножичками приходят - скамейки, оградки ковыряют, бересту с благородных берез, к гнездам лезут. Ведь вроде же очищают парк каждой весной от прошлогодних листьев, деревья сажают, вешают скворечники. А как одни - тут же об этом забывают...
Однако и на таких управа здесь была от другого заштатного охранника - пса Арслана, незаменимого у старика помощника. Когда работал Арслан, дед мог целыми днями беззаботно думать о своем, греясь на солнце. А пес имел авторитет не только в парке...
Мысли у Ахмета часто путаются, наслаиваются одна на другую. С тех пор, как покинула его старуха и не стало в доме собеседника, навязалась привычка разговаривать с самим собой. А чаще с вещами, попадавшими на глаза или под руку. В тот год и увился Ахмет в лесопарке. Как-то поговорил со старухой, ставя оградку на могиле в Камышлах. Сказал, что не резон самого сабя стеречь в пустой квартире. Люди оттого и старятся раньше отпушенного богом, что вдруг получают непомерный отдых, выйдя па пенсию. Самое бы время назад, в деревню, к корням своим и возиться в земле в меру сил. А все чего-то тянут, откладывают. Так и мы с тобой, мол, внучат бы вдоволь понянчить, уедем - редко будем видеть... Праздный отдых, видимо, пособляет телу дряхлеть. А к тебе и хворь пристала - вот и слегла, ушла на вечный покой, покинула своего старика. Нет, старуха, сказал он ей тогда, у меня от безделья обмякли кости, возле тебя я оставил место, но не спеши звать, надо же кому-то из нас увидеть правнука, осталось всего ничего: дождаться старшего внука Сафара из армии, глядишь, обрадует - женится. А чтобы со скуки не помереть раньше этого, разреши, я выйду к народу. Ведь человек - он не машина, долго не может в бездействии. Как это, всю жизнь нагружал сердце, и в один миг дал свободу... Человек жив при деле. И не стареет, пока приносит пользу. Я знаю, ты меня поймешь и поддержишь, как всегда и бывало. Сноха говорит, охранник в лесопарке нужен. Буду там скамейки ремонтировать, карусели запускать. И время двинется незаметно, нам навстречу...
Утомленный восхождением, дед присел под дерево - раскидистое, могучее, будто упиравшее синее небо, как сторож над всем лесом. Вот здесь, с этого самого места в городском лесопарке, впервые к закату жизни, он увидел кукушку. Еле приметная, она сидела на суку противоположной березы и спокойненько выпевала свое обыденное - для человека чудное - "ку-ку": кому-то дни подсчитывала - спеши жить, а кому-то годы - набирайся ума... Как и всякого, в юности и Ахмета манили эти таинственные во всем лесу голоса. Но так и осталась неосуществленной мечта сыскать эту гадалку. Всю жизнь верил, будто может она заплутать человека, зазывая в даль, поэтому смельчаков не встречал. А вышло вон какое простое объяснение: она, плутовка хитрая, оказывается, сидит-то на одном месте, а пост, призывает - то в одну сторону, то повернется - в другую. И кажется, она то там, то здесь, то еще далече. Вот какие открытия находятся к старости. Вроде пустяк, а есть и в том суеверии надежда, дескать, годы тебе, а дни нелюдям пусть выпадут...
Много тогда накуковала старику невзрачная. Если на годы перевести, получалось столько же топать, сколько прошел... Легко становится человеку, когда вселяется надежда, пусть даже несбыточная. Такой вот сказ.
Встал Ахмет, скрутил цигарку, прикурил и, дымя, двинулся к ротонде. Сегодня он шел обычным своим маршрутом, по привычке подмечая все изменения, какие произошли за время его отсутствия, чтобы потом придти с необходимым инструментом и подправить. А завершался его круг чертовым колесом...
Любил его дед необъяснимой любовью. Подходя, начинал суетиться, как в годы ухажерства за своей Камилей. Не терпелось включить и провернуть, а запустив, обязательно тянуло одному сделать обкатку... Какое-то мальчишество, и только. Не зря, наверное, говорят, что старики, как дети. На этом колесе чертовом обозревал все прошедшее и происшедшее с ним. И молодили мысли о молодости. Вот тебе и чертово колесо. Баламутит, шельма, отживающего.
По пути к ротонде была и та самая тропа, впервые сведшая его с Арсланом. В тот раз он не обратил на Ахмета никакого внимания, весь был в работе - от дерева к дереву, от куста к кусту, обнюхивая и подмечая, ища следы и запоминая на всяк случай, бесшумно промчался мимо...
Эту тропу, дед полюбил, как полюбил и самого пса, может, поэтому она стала первой в его маршруте. Наслышанный о кругом нраве Арслана, дед Ахмет не сразу решился навязывать ему свое общество. Помесь лайки с овчаркой, Арслан был псом сообразительным: лишь приметил взгляд Ахмета, сразу понял, что перед ним человек мудрый, а по собственному немалому опыту он тал, что старики и дети самые мирные среди людей. А с коллегами приходилось знаться волей-неволей, хотя перебыло их за время работы пса чуть ли не с десяток.
Как-то раз ему пришлось отказаться от пищи. Как приходило дежурство угрястой охранницы, жди похлебки из хлеба в подсоченной воде. Все мстила. Когда она начинала работать, передразнила его, чего даже шавки терпеть не могут, сидит, колбасу смачно уминает, а Арслану кожуру от нее сует - подманит на запах и тут же отправляет в свой рот, чтобы он опять нарвался на кожуру. Долго терпел Арслан и решился на хитрость сам. Не успела женщина протянуть следующую приманку, как цапнет. Хотел урвать шмат, да пришлось той по руке... Заревела на весь лес, как насилуемая. С тех пор и кормила она его одной похлебкой. Арслан объявил голодовку...
Вмешался старик. Взял миску, долго смотрелся в нее, - эх, женщина, вздохнул, видать, не знала ты замужества, а то какой муж стерпит такую стряпуху, журил ее заочно, разве можно день-деньской кормить напарника одной жирной водой, бульоны тоже бывают разные. Взял и приготовил на двоих. Арслану даже кости выпали. Эта благодарность со временем переросла в большую привязанность, дружбу, затем, постепенно, во взаимную любовь. С тех пор и отныне всегда дед шел сюда не только на смену, но и к другу в гости...
Он сразу же стал приучать пса к прогулкам в строго определенное время. Арслан теперь четко знал, когда и какая предстояла работа. Днем прогуливались вместе, а утром рано, до прихода сменщицы, дед выпускал пса и одного, чему Арслан был благодарен безмерно: до пересменки он мог спокойно обойти весь город, заводя новые знакомства. Вечный круг танцплощадки - его постоянный объект, где он даже разбегаться не успевал, - часто выводил из терпения. Злость перерастала в ненависть к посетителям, глазеющим через сетку. С приходом старика и разнообразия в жизни Арслан добрел на глазах.
Как-то старик привел ему подружку. Подобрал возле контейнером с отходами. Дворнягу стали звать Куклой; уж больно красивые были ей подарены природой глаза, пусть она могла отзываться и на любую Другую кличку. Кукла скоро привыкла к новой жизни, привязалась к старику и псу, к жилью чистому и постоянному, быстро усвоила требования к себе. Теперь Арслан выбегал не на всякого ротозея, а лишь па непристойных и шумных, шатавшихся бесцельно. И то по команде, чтоб только шугануть. А все мелкие заботы несла отныне Кукла. Завидя любого, она выкатывалась из-под крыльца и в захлебном лае бросалась за нарушителем покоя отдыхающих. Арслан вмешивался лишь тогда, когда подружка нарывалась на слишком назойливого наглеца, преследователя справедливости. Тут Арслан работал словно балаганный актер. Выбегал на заливистый дай подруги неслышно, как мышь, и лишь подойдя вплотную, неожиданно грозным рыком сзади шокировал дебошира и держал на расстоянии, пока не подойдет дед и не прочтет тому внушения. Старику нередко выговаривали за подобные фокусы, но сам он только улыбался про себя.
Зато в выходные дни, когда крутились переполненные карусели, Арслан отлеживался в тени танцплощадки. А вечерами во время танцев его вовсе запирали в конуру. Это были самые истязательные часы его будней. Невольно приходилось терпеть дикие визги музыкантов оркестра, наблюдая сквозь щель сумасбродные кривлянья танцующей толпы. Не понимал он, почему под такую какофонию людей обязательно бросает в дрыганья, почему нельзя бродить степенно, как в другие дни...
В танцевальные вечера Ахмсту приходилось туговато. Арслана выпускать нельзя, а за лесом глаз нужен вдвойне. Того и гляди толпами взрослых заполняются детские качалки, карусели, курят где попало, норовят стащить в кусты скамейки, есть смельчаки, что чертово колесо запустить горазды" сними их потом... Работы хватает. И запугом не проймешь. Встречаются головорезы, что не преминут бутылкой тюкнуть. Приходится терпеливо беседовать, просить помощи у самих и за так пропускать на танцы... Эх, был бы Арслан подипломатичней. А с Куклы без него какой толк.
Но и та однажды показала зуб. Как-то рано утром, когда Арслан по обыкновению обрел свободу и ушел гулять в город, надо же было проснуться одному незадачливому мужичку под скамейкой. Как пройдешь равнодушно? Давай тявкать на него, - что это он на чужой территории расположился, давай звать в помощь друга,. чтоб навел порядок, да тщетно. А у мужика и без Куклы шумно в голове, возьми и кинь в пса пустым бутылем. Пока дослышался дед, Кукла успела куснуть того. И полилась грязь с похмельного языка...
Пришлось обоих свозить на перевязку и через ветеринара доказывать степень бешености у каждого. Однако, несмотря на это, пришлось Кукле ради профилактики лишиться клыков. Все же служба ответственная. С тех пор нижняя челюсть у нее как бы отвисла, и на мордочку прилипла грозная мина, несмотря на глаза. Теперь даже дети стали сторониться ее. Но служить она стала с еще большим рвением, ведь в парке одобрили поступок.
Ахмет отдохнул в ротонде любуясь доступным взору простором, и медленно двинулся по умытому дождем асфальту тропы. Вот и он уже давний сотрудник в парке. Еще солидней годы у Арслана. Много раз со времени прихода трава меняла снег на этих безымянных холмах. Вернулся из армии возмужавший старший внук Сафар. Привез для Арслана ошейник, к которому так и не приучился дедов друг. Через весну Сафар подарил деду и правнука. Все идет по писаному, радовался дед Ахмет, ставший прадедом. Жизнь в роду Сафиуллиных взяла дальний прицел, основательно пустил Ахмет свои корни на этой земле. Теперь можно и к старухе собираться. Да, как говорится, нос оторвал, а хвост прилип. Вышла незадача с местом в деткомбинате для правнука-то. Решился Ахмет по-стариковски кашлянуть просьбу в военкомате. Мол, помереть не дают земные эти заботы, помогли бы хоть словом - никогда с личными просьбами не бывал ведь, да внучок-то весь в меня, сам потребовать на работе не может. Из уважения к ветерану там нашли единственно возможный выход - присоветовали послать Сафара на годик-другой по найму за границу, чтобы поработал там на важной для международных отношений стройке - вернется с валютой, на машину заработает. Чего не предпримешь ради потомков, согласились. Теперь снова была нужна помощь Ахмета - уже за правнуком приглядывать иногда...
После ротонды следовала тропа на сказочный детский городок, где зимой нашли Куклу. Арслан долго искал подружку. Наткнулся на нее под теремком. Чем-то была прошиблена голова... Поскулили оба, погоревали и как подобает, устроили похороны. Всю ночь Арслан стерег покой подружки возле холмика ее. И днем все лежал, положив морду на могилку, и тихо стонал. Долго скорбел пес. Вот так и бывает всегда, уговаривал пса старик: того, кто сам хочет помереть, бог через нужду цепляет за жизнь, а необходимых здесь чужой злостью прибирает. Раньше людей войны и болезни морили, теперь ни того, ни другого, так сами себя гробят: чуть что - в пьянку ударяются, в драки лезут. Хуже того, на работе грызутся: за портфели, мундиры. Мы в мировую революций верили, коммунизм строили. А еще ранее бога почитали люди. Теперь каждый в свой карман верит, у себе подобных здоровье точит... Кому могла помешать беззубая собачонка? Нет же, несостоявшуюся злость свою сорвали на парковой дворняжке...
...В ту зиму мороза пришли строгие. Худо пришлось оставшейся в лесу птице... Ахмет подходил к домику охраны. Однажды утром к ним постучались. Арслан проснулся первым, разбудил старика. Открывают дверь. Когда растаял холодный туман... Ба! Не поверить собственным глазам: за порогом в поклон? Стояла ворона, на одной ноге, будто реверанс выписывала... Случаются на свете чудеса подивнее, но такого Ахмет никак не ожидал. Вот и новая подруга к нам пожаловала, заговорил обрадованной старик, только, чур, Арслан, ее испугай, видишь, она с миром явилась, зря эту гостью не созовешься, может, нужда какая. Входи, соседка, как можно теплее позвал старик. Но та как Стояла, так и не сдвинулась, лишь голову на бок положила и обреченно каркнула. Э, да мы ведь продрогли до мозгов, однако, не беда. Дед взял смирную ворону на руки Арслан чуть приподнял морду с лап, лениво глянул на пришелицу, переложил хвост и вновь закрыл глаза, будто НЕ в диковинку ему такое, только горло ополоснул коротким и негромким рыком, мол, делайте что хотите, и умолк.
У вороны оказалось подбито крыло и нога поранена. Вот умное созданье божье, удивился Ахмет ведь как человек поступила: в беду попала - пришла искать сочувствия. Нет, что бы ни говорил ученый народ, а есть мышление у животных. Нельзя ей окоченеть за милу душу, неразумно, когда кругом кипит жизнь, вот и додумалась не ждать горькой участи, поборов дикую боязнь, пришла к теплу людскому. А смотри-ка, какие мы умнички, все более изумлялся старик, понимаем, что излипне подливать беду враждой, она и без этого больна, а будем вольны, полаемся, сколько душе будет угодно. Сейчас же нужно притерпеться друг к дружке и побороться вместе за жизнь другого.
Ай-яй-яй, у какого зверя в человечьем облике поднялась рука на беззащитную в мороз птицу? Какая кому была нужда в калеке-птице? Долго недоумевал старик. Как мог, наложил шину на раненую ланку вороны, обмотал битом. Рану на крыле обмазал бараньим жиром я, чтобы не чертило оно обвисом по полу, привязал к телу резинкой, И пустил ворону к блюдцу Арслана.
Да, и это уже былью поросло. Старик и раньше не вдруг наведывался в избу. Опять поманило его чертово колесо, как всякий раз. Туда повернул и сегодня, благо погода и нынче позволяла принять детей, значит, нужно провернуть колесо.
Подошел и снова задумался старик. Отчего так больно одному? Ведь живешь и радуйся вроде, ан нет... Сафара не дождалась его жена... Ахмет понимал, чуял сердцем, хотя и корчила из себя верность... Происходило то, чего старик боялся всегда: кренится линия его устоев - татарка изменила мужу. Однако жаловаться внуку о жене его и вмешиваться в их семейную жизнь не посмел. Тем и казнился. Не стал писать Сафару, не сказал об этом и отцу его. А прекратил к ним визиты, ожидая последствия сторонним наблюдателем" полагаясь на время.
...Открыл щитовую, подключился к линии. Скрутил очередную цигарку...
Недавно исчез Арслан. Появился три дня спустя после пропажи. Но радости от встречи не ощутили оба. Пес был уже не тот. Глаза потускнели, нос сухой и горячий, дышит тяжело и с хрипом в глаза не смотрит, норовит уединиться, сам усталый и безразличный ко всему. Как слег, больше гулять не пожелал, от еды отворачивался всякий раз, какую бы ни предлагал дед... Последний надежный друг покидал Ахмета. Новое горе сильней прежних пригнуло старика. Где найти оправдания на эту потерю? Кто и чем отравил друга? Назло ли кто содеял, или сам по незнанью напоролся на отраву. Много чего ведь травят нынче. Значит, не покормила его угрястая. Такой, был умный Арслан, а не хватило тебе тигровой осторожности, не оправдал кличку свою. А может, ты сам искал смерти, тоже ведь к закату шла жизнь...
На прощанье Арслан еле прикрыл глаза, виновато глянул на друга-напарника, как бы прося прощенья. И тихо покинул этот мир... Впервые так больно защемило сердце старику. Похоронил Ахмет своего коллегу, меньшого брата, неподалеку от колеса обозрения, под деревом, видным из города. Кинет лопату земли, обопрется подбородком о черенок. И думает, думает... Вот и Арслана невинную душу прибрал господь. Не с кем стало Ахмету делить душу. А было и ему о чем пожаловаться.
...За внешним благополучием в семью сына подкрадывался чирей. Стали с жиру беситься, подражая соседям. Выбросили слаженную отцовыми руками мебель - труд и пот ветерана-краснодеревщика, во что было вложено Ахмстом все мастерство поколения. С какой любовью он ее делал, знали па работе и не мешали под конец, когда он собрался на пенсию, Ахмет в этих комодах и креслах как бы подвел итог всей рабочей жизни. Все, кто видела, завидовали доброй завистью, хвалили руки мастера, пили за его здоровье и заказывали себе. Нет, и этому нашлась замена: покупают импортные гарнитуры, не ведая, что за новизной не угнаться, а старинное всегда будет в моде, ведь когда-то будут сами сожалеть. За этой суетой об отце попечься им недосуг. Живет, то ладно. Приходит - хорошо, принимают вежливо. Не зайдет, не поминают, своих забот полон рот. Подрабатывает, мол, пенсию получает, чего еще. Хоть и не говорят так, а подумаешь. Будто силы даны человеку на веки вечные. Да, Арслан, не думал, что вперед покинешь, бросишь своего бабая. Долга жизнь, пока молод. Точно чертово колесо. Пока поднимаешься, кажется скоро, а повернул вниз - и того быстрее приехал. Оглянуться, порадоваться не успеешь. И много недогляда остается за тобой. Такая пустота наступила в сердце, хоть заплачься, а не перед кем. Ведь и не зря будто жил, воевал за сегодняшний мирный день. Уход же получается, не объяснишь какой, Незавершенный в делах. В боли за остающихся. Чего нужно человеку, какой смысл надобен после, никто об этом не ведает - оттуда же не воз пражца юте я, чтобы подсказать...
Старик запустил колесо, проследил за ходом роликов, прижимом резины колес к ободу большого, решил подтянуть. Проверил на стоп, дал обратный ход, остановил. И вновь включил. Опять ушел в свои думы.
Наверное, пора и честь знать, потоптал землю-мат ушку, достаточно покоптил ее небо, собирайся, старый, к своей старухе, не мешайся под ногами у энергичных, кому еще жить да жить. Да, решил Акмет, надо будет собрать стариков из знакомых, попрощаться, предупредить, чтобы наведывались, приглядывали за детьми, ежели что. Да и мулла, как бы ни сторонился его раньте, сегодня не помешал бы...
И запусти-ка, бабай, чертово это колесо обзора, включи-ка все его лампы и... Айда, прокатись и сам, как в былые времена, но нынче в последний раз, - приказал Ахмет сам себе. И покатил один на все восьмидесятиместное колесо...
Что ни говори, уважительные все-таки люди поставили его здесь, на самой вершине горы. И когда поднимаешься над кронами деревьев такой простор вдруг предстает взору - весь город под тобой, чувствуешь себя бахадиром - так и обнял бы и принял все это к сердцу. КОЛЕСО само видно далеко в городе - никакой рекламы не надобно вращается, значит сегодня в парке гулянье, вали, народ, отдыхай, сколько душе потребуется. А какой обзор с колеса! Весь горизонт на ладони! Вон, даже Камышлы под рукой. Да, Арслан надо сходить к Камиле-эби, не откладывая на завтра, и наказать, чтобы ожидала. У меня, ты знаешь, есть там свое место рядом, теперь уже не расстанемся, слава Аллаху. Рахмат и тебе, земля матушка, долго меня носила, грех обижаться, пожил на славу, дай бог каждому... Так подумал Ахмет, и легко стало на сердце. Ведь счастье людское в малом; лишь бы где-то был свой уголок, чтобы кто-то ждал... А у меня это уже сеть, вот так-то.
Колесо вращалось и вращалось с единственным на нем пассажиром, который, крепко вцепившись за руль в кабинке и уронив голову на грудь, ненадолго прикорнул, как малое дитя, И снилось ему, будто просыпается от чьего-то прикосновенья к лицу. Будто разлепляет отяжелевшие веки и в мутной пелене еле прорисовывается в глазах какая-то собачья морда, лижущая его в лицо, и уши... Вот Ахмат опрокидывается на спину, в ноге что-то хрустнуло больно, собака подставляет бок с сумкой... Не надо, Арслан, я сейчас встану сам... Ты вот захвати документы, они трофейные, важные, там поймут и выйдут искать с тобой, не медли, рана у меня пустячная, а дело срочное, иди, Арслан...
Колесо вращалось, старик спал, как никогда и никто на чертовом колесе. А там, внизу, взявшись за руки, парами, с флажками и шарами высыпала из детсада детвора - беззаботная и счастливая - в гости к доброму псу Арслану и гостеприимному бабаю Ахмату, которые обязательно прокатят их на чертовом колесе. И унесет он их в небо...

Надым, 1984 г.